. В 1883 году выходит книга с чисто японским названием «Думы цветка и мечты бабочки. Удивительные вести из России».
Трудно в ней узнать «Капитанскую дочку».
В 1883 году русские и не подозревали, что в Токио на книжном рынке впервые появился тщательно сделанный перевод "Капитанской дочки" Пушкина на японский язык, да еще вдобавок украшенный иллюстрациями. И какими иллюстрациями! Стоит посмотреть на изображение императрицы Екатерины, читающей просьбу Мироновой о помиловании Гринева, или сцены, где Гринев в полосатом костюме прощается с возлюбленной в присутствии отца Герасима и его попадьи, одетых во что-то невозможное.
Екатерина у него с лицом настоящей узкоглазой японки...
Перевод, изданный в 1883 году, ныне составляет величайшую библиографическую редкость и, по уверению самих японцев, его ни за какие деньги нельзя достать в книжных магазинах Токио.

У японцев принято около ворот храма ставить статуи Нио — божеств-охранителей.
Своего рода «Нио русской литературы» японцы называют Тургенева и Толстого.
Всегда считалось, что первые переводы Ивана Сергеевича Тургенева — это рассказы из «Записок охотника» («Свидание» и «Три встречи»). Японский читатель был поражен тургеневскими пейзажами, которые существенно отличались от принятых в японской литературе описаний природы.
У японцев природа замершая, у Тургенева — изменчивая, как человеческие чувства.
У японцев природа — это cимвол, у Тургенева она существует сама по себе.
Японцам казалось, что происходит «расколдовывание природы»: слышится дыхание ветра, весна берет своё, а осень недовольно ворчит. Природа очнулась и ожила.
До сих пор считали, что первыми японскими переводами из Тургенева были «Свидание» и «Три встречи», увидевшие свет в 1888 году.
Однако нам удалось обнаружить самый ранний японский перевод тургеневских произведений — стихотворение в прозе «Порог», опубликованное в газете «Тёя симбун» 28 декабря 1883 года.
Японский перевод «Порога» имеет подзаголовок «Беседа Тургенева». (Рехо К.) Японский переводчик (без подписи) несколько иначе заканчивает стихотворение Тургенева.
В оригинале: «— Святая! — пронеслось откуда-то в ответ».
Перевод: «Вдруг с неба раздались громкие звуки. Небо воздает хвалу девушке: — Ты святая, мудрая! Преданная своей родине!»
В этом переводе потерялись и тургеневские сомнения, и неоднозначность ситуации. Слишком всё прямо.
Тургенева безымянный переводчик называет «учёным из партии нигилистов»
. Интересно познакомить и наших читателей с таким прочтением. Согласимся ли мы, что писатель «по одну сторону баррикад» со своей героиней?
В 1886 году Фтабатэй Симэй переводит тургеневский роман и дает ему название «Нравы партии нигилистов». Как вы, наверное, догадались, это подзаголовок «Отцов и детей».
Так Тургенев стал для японского читателя отцом нигилизма, да и всей русской демократии.

 

Второго Нио русской литературы, Льва Николаевича Толстого, японцы открывают для себя сначала как публициста.
Во время русско-японской войны Л. Н. Толстой написал статью с говорящим названием «Одумайтесь!», которую в России публиковать не стали, а вот в Японии она была встречена с радостью.
В этой статье Толстой пишет о разрушающем влиянии Запада на восточную цивилизацию, и это нашло отклик у японцев.
Толстого в Японии называют Учителем.
Интересна история, как японцы открыли для себя главный роман Толстого.
Первый перевод «Войны и мира» был сделан одним студентом — для себя. «Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северней Европе» — так на японский лад назывался роман Толстого. В предисловии переводчик рассказал о сказочном силаче У-ко, который был необыкновенно силен, но обстоятельства оказались сильнее него... Какой же читатель не узнает в мифическом силаче Наполеона!
И станет понятно, почему скорбят ивы и плачут цветы. И полны японского очарования названия глав в этом переводе: «Ива, стряхивающая снег, — возмущение праздной жизнью Шерер», «Цветок, плачущий под дождем, — тоска Лизы о муже», «Обезумевшая бабочка, промокшая от холодной росы (юная Наташа Ростова), завидует любви Николая и Сони», «Луна и цветок спорят о чудесах. Ликующая радость встречи Ростовых» и т. п. *******
И наконец, Антон Павлович Чехов. Конечно, «Вишнёвый сад» абсолютно созвучен японскому культу цветущей сакуры. Что может быть красивее для японца?
Представления о прекрасном оказались близки. Особенно понравилась японским читателям чеховская лаконичность. О трудности донесения чеховских интонаций до японского читателя можно судить, например, по попыткам перевода поговорки «Со свиным рылом в калашный ряд», которую в пьесе произносит Лопахин.
Вот три ее варианта в японском переложении.
Накатани: «Шелковый кошелек, выпавший из уха борова, туго набит деньгами».
Ито: «Может быть шелковый кошелек сделан из кожи свиных ушей?» Сэнума: «Надевать на поросенка костюм».
Накатани и Ито связывали русскую поговорку с шелковым кошельком, так как они переводили чеховскую пьесу с английского языка (You cannot make a silk purse out of sow's ear).
Сэнума Каё, переводившая «Вишневый сад» с русского оригинала, подбирает японскую (аналогичную по значению) поговорку «Надевать на жеребенка костюм», но меняет в ней слово «жеребенок» на «поросенок», тем самым как бы приближая перевод к русскому выражению «Со свиным рылом…».


Ноябрьская ночь.
Антона Чехова читаю.
От изумления немею.

©Асахи Суэхико, «Мой Чехов»

©отсюда https://newtonew.com/culture/kak-yaponcy-chitayut-russkuyu-klassiku #olga #ВсякаяВсячина